Поэт Велимир Хлебников начинал как символист, но прославился как великий экспериментатор авангарда: он реформировал поэтический язык, придумал странные неологизмы из несочетаемых морфем и слов, разложенных на звуки. Именно фонетика стала важной особенностью хлебниковских стихотворений — используя звукоподражание и звукопись, синтезируя языки восточных славян, он создавал новую речь будущего.
К 135-летию великого авангардиста поэт, исследователь и исполнитель фонетической поэзии Сергей Бирюков записал видео-композицию из 13 характерных стихотворений Хлебникова. Читая их нараспев, филолог раскрывает музыкальную исключительность поэзии лидера будетлян, обнажает её семантическую сложность и создаёт единую звуковую структуру.
Сергей Бирюков:
Поэзия — это звучащая материя. Поэт записывает уловленные звучания. И вполне естественно эти звучания возвратить эфиру или ноосфере — поэты, рапсоды и аэды делали это с древних времен. Но в ХХ веке поэтический авангард в конкуренции с авангардом техническим (звукозапись!) открывает новый поворот — фонетическое, сонорное, письмо. Письмо, в котором особое внимание уделяется атомам слова. Велимир Хлебников был здесь пионером, как и во многих других областях современной поэтики. Говоря коротко, он совершил третью реформу русской поэзии после Ломоносова и Пушкина.
При чтении Хлебникова невозможно обойти звуковую сторону его поэзии. Что такое читать Хлебникова? Для меня это означает стать внутренне Хлебниковым. Не его читать, но читать им. Слыша, вчуствовая, что каждое стихотворение — это отдельный космос, перетекающий в следующий космос, который может быть контрастен предыдущему. Это настоящее космо-поэтическое путешествие.
Мирооси данник звездный,
Я омчусь, как колесо,
Пролетая в миг над бездной,
Задевая краем бездны,
Я учусь словесо.
1907
Времыши-камыши
На озера береге,
Где каменья временем,
Где время каменьем.
На берега озере
Времыши, камыши,
На озера береге
Священно шумящие.
1908
Мы чаруемся и чураемся.
Там чаруясь, здесь чураясь
То чурахарь, то чарахарь
Здесь чуриль, там чариль.
Из чурыни взор чарыни.
Есть чуравель, есть чаравель.
Чарари! Чурари! Чурель! Чарель!
Чареса и чуреса.
И чурайся и чаруйся.
1907-1908
Кузнечик
Крылышкуя золотописьмом
Тончайших жил,
Кузнечик в кузов пуза уложил
Прибрежных много трав и вер.
«Пинь, пинь, пинь!» — тарарахнул зинзивер.
О, лебедиво!
О, озари!
1907-1908, 1912
Бобэоби пелись губы,
Вээоми пелись взоры,
Пиээо пелись брови,
Лиэээй — пелся облик,
Гзи-гзи-гзэо пелась цепь.
Так на холсте каких-то соответствий
Вне протяжения жило Лицо.
1908-1909
Я не знаю, Земля кружится или нет,
Это зависит, уложится ли в строчку слово.
Я не знаю, были ли мо бабушкой и дедом
Обезьяны, т к я не знаю, хочется ли мне сладкого или кислого.
Но я знаю, что я хочу кипеть и хочу, чтобы солнце
И жилу моей руки соединила обшая дрожь.
Но я хочу, чтобы луч звезды целовал луч моего глаза,
Как олень оленя (о, их прекрасные глаза!).
Но я хочу, чтобы, когда я трепещу, общий трепет приобшился вселенной.
И я хочу верить, что есть что-то, что остается,
Когда косу любимой девушки заменить, напр, временем.
Я хочу вынести за скобки общего множителя, соединяющего меня, Солнце, небо, жемчужную пыль.
1909
Заклятие смехом
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,
О, засмейтесь усмеяльно!
О, рассмешищ надсмеяльных — смех усмейных смехачей!
О, иссмейся рассмеяльно, смех надсмейных смеячей!
Смейево, смейево!
Усмей, осмей, смешики, смешики!
Смеюнчики, смеюнчики.
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
1909
Когда умирают кони — дышат,
Когда умирают травы — сохнут,
Когда умирают солнца — они гаснут,
Когда умирают люди — поют песни.
1911
Годы, люди и народы
Убегают навсегда,
Как текучая вода.
В гибком зеркале природы
Звезды — невод, рыбы — мы,
Боги — призраки у тьмы.
1916
Весны пословицы и скороговорки
По книгам зимним проползли.
Глазами синими увидел зоркий
Записки сты́десной земли.
Сквозь полёт золотистого мячика
Прямо в сеть тополёвых тенёт
В эти дни золотая мать-мачеха
Золотой черепашкой ползёт.
1919
Приятно видеть
Маленькую пыхтящую русалку,
Приползшую из леса,
Прилежно стирающей
Тестом белого хлеба
Закон всемирного тяготения!
1922
Хороший работник часов,
Я разобрал часы человечества.
Стрелку судьбой поставил верно.
Звездное небо из железа и меди.
Вновь переделал все времена,
Снова сложил зубцы и колесики,
Гайки искусно ввинтил моим долотом.
Тикают, точно и раньше.
Идут и ходят, как прежде.
Ныне сижу гордый починкой мозгов.
1922
Еще раз, еще раз,
Я для вас
Звезда.
Горе моряку, взявшему
Неверный угол своей ладьи
И звезды:
Он разобьется о камни,
О подводные мели.
Горе и вам, взявшим
Неверный угол сердца ко мне:
Вы разобьетесь о камни,
И камни будут надсмехаться
Над вами,
Как вы надсмехались
Надо мной.
1922
Видео- и звукооператор: Екатерина Жукова
