Ужасы американского мифа: о лучшем фильме Роберта Эггерса — «Ведьме»

Современный хоррор — не просто набор пресловутых скримеров, фантастических монстров и ужасающих злых духов. Это тягучая атмосфера, сложная динамика характеров персонажей и погружение в мрачные философские проблемы. Мастер ужасов Роберт Эггерс, режиссер фильма «Маяк», номинированного на Оскар в 2020 году, знает, как напугать зрителя нетривиальным образом.

Его дебютная картина «Ведьма» 2015 года — квинтэссенция нового ужаса. По сюжету, события разворачиваются в XVII веке. Пуританская семья вынуждена поселиться на окраине леса после того, как религиозная община выгоняет ее за инакомыслие. И внезапная пропажа их новорожденного ребенка запускает череду инфернальных событий.

Журналист Михаил Коротецкий рассказывает, как побег от архаичного патриархального общества, религиозного фанатизма и жестоких общественных нравов оборачивается поистине ужасающей трагедией.

В эпоху отживающего свой век постмодернизма, который постепенно сползает в еще бесформенный метамодерн, иерархия жанров давно исчезла, но фильмы ужасов до сих пор не могут отделаться от репутации художественного фаст-фуда. Масла в огонь подливает период стагнации, когда такие тяжеловесы индустрии, как Кроненберг или Карпентер сталкиваются с непониманием своих новых картин со стороны критиков и зрителей, а молодые режиссеры в лице Паноса Косматоса или Дэвида Брукнера‌ лишь набивают руку и не могут добраться до серьезных бюджетов.

В этой неутешительной истории выделяется имя американского режиссера Роберта Эггерса, чьим дебютом стал фильм «Ведьма», получивший несколько небольших премий в США и похвалу Стивена Кинга. Тем не менее феномен этой картины далеко не в мелких наградах и не в добрых словах знаменитого писателя, чье творчество, равно как и весь жанр ужаса, уже давно «вышло на плато», а в новом витке развития арт-хоррора‌, где во главе угла стоят многослойные истории и философские темы, а пресловутые скримеры и резиновые маски фантастических монстров отодвинуты на дальний план.​

История происходит в начале семнадцатого века в деревушке Новой Англии и рассказывает о пуританской семье, которую в самом начале фильма из-за неизвестного теологического спора «изгоняют» из города другие члены религиозной общины. Семь человек (отец, мать, старшая дочь, старший сын, пара близнецов и новорожденный мальчик) перебираются в новое жилище, почти вплотную граничащее с лесом. Там они обзаводятся хозяйством: растят кукурузу, разводят кур и мелкий скот. Внезапно грудной ребенок бесследно пропадает прямо на глазах у Томасин‌, главной героини и старшей дочери семейства, и это запускает череду загадочных событий: урожай портится, куриные яйца сразу же тухнут, у козы вместо молока идет кровь, а малолетние близнецы (мальчик и девочка) признаются, что разговаривают с козлом по прозвищу Черный Филипп.

Тема архаичного патриархального общества, крепко стоящего на основе монотеистической религии, быстро считывается зрителями. За ней неотступно следует проблема тяжелой судьбы женщины, вынужденной с юных лет жить по жестким правилам, которые она не выбирала. Но всё это лишь оболочка настоящего американского мифа, намек на который звучит уже в оригинальном названии и который почему-то проигнорировали отечественные локализаторы: «Сказка Новой Англии». Это уточнение расширяет сюжет фильма не только на территорию северо-восточных штатов Америки, но и вообще всю страну. Вдобавок ко всему «сказка» начинает принадлежать сразу двум временам: 17 веку, когда происходят события фильма, и современности, когда его смотрят зрители.

Приблизиться к пониманию этого американского мифа поможет христианство, отсылками к которому буквально пронизан весь фильм, но они лишь задают рамки размышлений, подпуская к более темным интерпретациям. 

Для этого необходимо углубиться в идеологию института церкви.

Одним из инструментов ее самоопределения является оппозиция. Если в глобальном смысле противником Бога выступает дьявол, то на уровне института у христианской церкви всегда было только два врага, которые в глазах отцов-первосвященников иногда смешивались между собой и являлись идейными источниками друг друга. Внешний — язычество, куда кроме дохристианских культов попадают конкурирующие религии. И внутренний — ересь, угроза не безверия, а «неправильной» веры.

В действительности язычество — это не столько отрицание или ре­акция на христианство, сколько совершенно иной и радикально дох­ристианский взгляд на мир. Язычество как политеистическое, а иногда пантеистическиое видение действительности на­ходится в жестком противостоянии с господствующей церковной доктриной. Дохристианская традиция, направленная в первую очередь на стихии, на звездные огни и небесные тела, на метаморфозы человека, животных и растений очень часто воспринималась новым духовным монополистом как нечто, напрямую связанное с дьяволом и потому требующее уничтожения.

В «Ведьме» показан постепенный переход от ереси к язычеству, которые (в парадигме официальной Церкви) не противоречат дьяволу и другим инфернальным силам, но дополняют, развивают и в некоторым смысле отражают друг друга, как правая и левая рука, принадлежащие одному демону.

В начале фильма мы видим изгнание семьи не только из безопасного городского общества буржуазного существования, но и из религиозной общины. Они становятся отщепенцами, еретиками, а значит, уже теряют защиту «официального» Бога. Семейство возвращается к земледелию и скотоводству, к жизни в мире с природой, но Пан‌ непреклонен — они вторглись в его владения, в результате становятся для него вместо блудных детей разбойниками, на которых он обрушивает свой гнев. Исполнитлелем мщения становится старуха-ведьма, самый активный, но тем не менее самый молчаливый антагонист, крадущий ребенка лишь затем, чтобы посеять вражду между Томасин и ее родней — они винят старшую дочь в пропаже мальчика — и тем самым выделить девушку среди семьи еретиков.

Мир природы сопротивляется вторженцам. Неурожай и испорченные продукты скотоводства только усиливают этот бессловесный конфликт.‌ Одновременно с этом природа обостряет их «низменные» желания — Калеб, старший сын, заглядывается на едва расстегнутую рубаху Томасин, а чуть позже, очутившись в лесу, видит красивую девушку, которая подходит к нему, целует в губы и похищает мальчика. Лес, как и состояние наготы‌, по мнению Мирчи Элиаде‌, ассоциируется с золотым веком‌, с нетронутой дикой природой, где проявляется запретная раскрепощённость и сексуальность. Чуть позже, после соблазнения ведьмой и исчезновения, Калеб возвращается обнажённым — он уже не принадлежит ни миру «современности», ни «городу», ни Богу. Калеб уже в руках нечистых сил, во власти дикой природы.​

Нам показывается история, где религиозные фанатики, пользующиеся защитой «официального» божества — правы, а Господь не появляется и не защищает погрязших во грехе еретиков, которые могут лишь надеяться, что ад будет не таким горячим, как им кажется при жизни. 

Но ад — будет в любом случае, поэтому им остается выбрать, как они будут коротать время ожидания. В конце концов так всё и происходит — все члены семьи, кроме Томасин, погибают, а девушка заключает сделку с дьяволом, сбрасывая с себя одежду и поднимаясь в воздух вместе с другими ведьмами, отдалённо напоминая дьявольских невест со знаменитых «черных» картин Гойи.

Эггерс рассказывает историю, в которой возвращение к природе сработает только в «Манифесте Унабомбера»‌, но не в жизни, где дикий мир, откуда вышло человечество, продолжает оставаться местом-без-бога, без правил и законов. 

Капитализм, детище ненасытной индустриализации, сделал это «возвращение» невозможным. Наступает время стихийных бедствий, число которых, по мнению всемирной метеорологической организации, за последние десятилетия увеличилось в пять раз. С каждым годом остановить глобальное потепление становится сложнее, но его можно отсрочить.

Несмотря на общую безрадостность и даже депрессивность финала, Эггерс завершает фильм забавным и поучительным эпизодом: Томасин нужно расписаться в дьявольской книге, но оказывается, что она не знает грамоты, и поэтому Чёрному Филиппу приходится ей помогать. Получается очень простая истина, обладание которой избавляет от многих несчастий: чтобы заключить контракт с дьяволом, нужно уметь писать и читать, иначе он будет «водить твоей рукой».

Дебют Роберта Эггерса удался на славу. Он стал прочной основой, которая помогла молодому режиссеру войти в мир авторского кино, закрепиться там и снять еще несколько картин, каждая из которых заслуживает отдельного анализа. Среди них: знаменитый «Маяк», уже ставший современной классикой, и эпичный «Варяг», где Эггерс снова поработал с Аней Тейлор-Джой. Зимой 2024 года этот небольшой список пополнит «Носферату», а сам Эггерс присоединится к Фридриху Мурнау, Вернеру Херцогу и Френсису Форду Копполе, режиссерам, которые так же обращались к роману Брэма Стокера‌. Несмотря на довольно прохладное принятие картин Роберта Эггерса на европейских фестивалях, можно смело сказать, что он не ударит в грязь лицом и ни одному из его великих предшественников не будет стыдно за молодую кровь жанра ужасов.