Ирано-иракская война, которая планировалась как молниеносная спецоперация, растянулась на восемь лет и стала одним из самых кровопролитных конфликтов XX века. Многие сравнивали ее с Первой мировой из-за характерных растянутых фронтов, километровых траншей и минных полей.
Чтобы разминировать территории противника, иранское руководство отправляло связанных веревками детей в самоубийственные марш-броски, в результате которых они гибли или теряли конечности. Детские жертвы пропаганда преподносила народу как «сладкий эликсир мученичества», вовлекая в ряды солдат всё больше несовершеннолетних.
Как пропаганда создает культ героев и каким образом иранцы борются с цензурой сегодня, рассказывают Паша Никулин и Катя Александрова в эксклюзивном тексте из нового номера moloko plus.
Недатированный иранский учебник
На поле стоят смуглые черноволосые мальчики. Самым младшим — 12 лет, старшим — не больше 17. Жесткие короткие волосы стягивают зеленые и красные повязки с надписью: «Воины Бога». На шее — по пластмассовому ключику. Взрослые сказали им, что это ключи от неба. На униформе написано: «Имам Хомейни дал мне специальное разрешение попасть в рай».
Мальчики знают, что сейчас они, связанные веревками по 20 человек, побегут вперед и подорвутся на противопехотных минах. Многие погибнут сразу. Те, кто выживет, получат тяжелые травмы и будут истекать кровью под палящим ближневосточным солнцем, иссеченные осколками.
Тех, кому повезет (если слово «везение» применимо к этой ситуации), спасут. Остаток жизни они проведут на костылях или в инвалидных креслах: множество противопехотных мин не убивают солдата, а отрывают ему ступни, голени, бедра или превращают ноги в решето.
Перед самоубийственным марш-броском дети успокаивают себя, убеждая, что благодаря их жертве иранская армия сможет продвигаться вперед, а значит, победа в священной битве за ислам в общем и Иран в частности станет ближе.
Они уверены, что для настоящего шиита умереть мучеником гораздо лучше, чем жить, — потому что его вера началась со смерти.
В VII веке в городе Кербеле — сейчас он находится на территории Ирака — погиб Хусейн ибн Али, внук пророка Мухаммеда. Его отряд из 72 человек вышел в бой против четырехтысячной армии халифа Язида, незаконного занявшего престол. Хусейн и его сторонники приняли мученическую смерть.
С тех пор день битвы, 10 октября, — день скорби для всех шиитов. В Иране они составляют 89% населения. Последователи этой ветви ислама считают, что править мусульманами должны только потомки Мухаммеда. Таковым являлся Хусейн и не был Язид. Таковым был иранский лидер аятолла Хомейни и не был глава Ирака Саддам Хусейн.
С 1980 по 1988 год Иран вел тяжелую оборонительную войну против Ирака. Причиной конфликта стала Исламская революция в Иране: лидер революции Рухолла Хомейни пытался экспортировать ее в соседние ближневосточные страны.
Официальным же поводом для военной операции Багдад выбрал многовековые взаимные территориальные претензии. Саддам Хусейн планировал оккупировать богатую нефтью юго-западную часть Ирана, Хузестан, и создать там марионеточное государство. С одной стороны, оно служило бы буфером между Ираком и Ираном, а с другой — лишило бы Иран доступа к энергоносителям. Поражение Тегерана привело бы к падению режима Хомейни.
Руководство Ирана конкретных оперативных планов не имело, но готовилось вести войну до полной победы и устранения правительства Ирака. Пропаганда показывала Иран жертвой иракской агрессии: войну называли не иначе как «Священная оборона» или «Навязанная война».
Война, которая планировалась как молниеносная спецоперация, растянулась на восемь лет. Многие сравнивали ее с Первой мировой: растянутые фронты, многокилометровые траншеи, минные заграждения.
Особое внимание уделялось психическим атакам. Такие атаки рассчитаны на устрашение, подавление воли и психики обороняющегося.
Принцип психической атаки заключается в построении наступающих войск шеренга за шеренгой. Солдаты наступают «волнами». К тому времени, когда первая волна уничтожена противником, за ней идет вторая, затем третья и так далее.
Такие атаки призваны деморализовать противника, показать, что наступающая армия не жалеет сил и средств. Психическая атака провоцирует обороняющуюся сторону продемонстрировать свои огневые точки, преждевременно задействовать резервы и израсходовать все имеющиеся боеприпасы. Психические атаки применяют для преодоления инженерных и фортификационных заграждений, минных полей.
Последние обеспеспечивали Ираку преимущество до тех пор, пока иранскому руководству не пришла в голову идея использовать для расчистки детей.
— Это из-за того, что у нас мало танков, — объяснял пораженному журналисту из Восточной Европы иранский военный. Этот диалог цитирует в своей статье другой репортер, сотрудник The New York Times Теренс Смит. Приведенная Смитом беседа шла прямо во время очередной атаки. Взрывные волны подбрасывали в воздух разорванные тела подростков, бежавших к горизонту.
Ирано-иракская война стала одним из самых кровопролитных конфликтов XX века. По разным подсчетам, конфликт унес жизни от 500 тысяч до 1,5 миллиона военных и гражданских с обеих сторон. За восемь долгих лет стороны не достигли ни политических, ни стратегических целей.
«Каждое место — Кербела, каждый день — Ашура, каждый месяц — мухаррам» — под этим лозунгом проходила война для Ирана.
Ашура — десятый день мухаррама, первого месяца мусульманского лунного календаря. Дата настолько важна для шиитов, что мужчины разных возрастов, иногда совсем дети, вспоминая мученичество Хусейна, режут себе лбы и бьют по спине плетью. Это татбир — траурный обряд в память о внуке Мухаммеда. При этом многие имамы осуждают обряд и считают его харамным — греховным — деянием: самоповреждение в исламе запрещено. В современном Иране татбир упразднен фетвой аятоллы Хаменеи — сегодняшнего руководителя страны.
В годы войны иранские лидеры активно использовали память о Хусейне в своих целях. После одной из бомбежек телеканалы сообщили, что в ней погибли 72 человека — столько же, сколько было вместе с внуком пророка. В действительности жертв было больше, но реальная цифра не обладала таким пропагандистским потенциалом.
Хамид Рахимиан — директор части крупнейшего иранского кладбища Бехеште-Захра, где захоронены мученики Ирано-иракской войны. В 13 лет он подделал свое свидетельство о рождении, сбежал из дома и вступил в Басидж — военное ополчение, чье название переводится с фарси как «мобилизация». Большинство участников ополчения — юные добровольцы из бедных семей, для которых оно стало возможностью не только принять участие в «священной войне», но и обеспечить себе карьерный рост, а в случае смерти — материальную помощь для родных. Плохо оснащенные отряды шли в бой практически без подготовки, но она была и не нужна. Нужна была только вера.
Боевые товарищи Хамида погибли. Он был ранен — легкие обожжены, руки и ноги сломаны, — но выжил. Это его главная трагедия.
В разговоре с журналисткой The New York Times Элейн Скьолино он называет погибших товарищей «счастливчиками» и делится:
«Я мечтаю о мученичестве и жду его. Чтобы подготовиться, я разорвал все отношения с людьми. Я никак не привязан к моей жене или сыну — только к Богу».
Кладбище Бехеште-Захра, где он работает, — больше, чем просто место захоронения. Это полноценное общественное пространство: детские площадки, туалеты, магазинчики, кинотеатр, показывающий фильмы о войне, и даже кебабная. А еще кладбище — инструмент пропаганды: такое же красноречивое напоминание о войне, как плакаты и муралы.
Тегеран делает все, чтобы иранцы не забывали о своих мучениках. В годы войны можно было нанять профессионального самобичевателя, который истязал бы себя цепями в память о ваших родственниках. Гробы провожали под звуки саксофонов, труб и барабанов — следом за похоронными процессиями маршировал военный оркестр. Матери строили себе небольшие домики у могил сыновей, чтобы жить рядом с ними. Могилы украшали текстами из Корана, четками, детскими игрушками и фигурками со свадебного торта. Посещение кладбища стало формой досуга: туда приходили большими семьями, устраивая пикники среди надгробий. Смерть была частью жизни.
Во время войны воду в фонтанах на кладбище подкрашивали красной краской так, что она походила на кровь. После войны их выключили.
«Пропаганда обладает не меньшей взрывной силой, чем граната», — говорил аятолла Хомейни еще за год до начала войны, во время Исламской революции. Нехватку вооружения у солдат должны были компенсировать вера и энтузиазм. И обновленное государство делало все, чтобы их развить. В годы Исламской революции пропагандисты делали ставку на листовки и аудиокассеты. После свержения шаха у нового режима появился доступ к государственным мощностям.
Иранцу Ахмеду было 14, когда он пошел добровольцем в Басидж. Он рассказывал западным гуманитарным работникам:
«Муллы приходили в школы и разговаривали с нами. Мы смотрели по телевизору передачи, которые рассказывали, что происходит на фронте. Но никто не повлиял на мое решение. В 14 лет я мог сам решать, что делать, и я хотел пойти на войну, поэтому пошел».
По его словам, несколько раз участников ополчения снимали на камеру: они должны были кричать лозунги, обличающие Израиль, Америку, Францию и Саддама Хусейна, а муллы рассказывали добровольцам о том, какая им выпала честь сражаться и умирать за ислам.
«Я не знаю, почему я кричал, ведь я не имею ничего против Америки. Многие иранцы живут в Америке и Европе, так что там не может быть так уж плохо», — делился сомнениями Ахмед.
Бывшие минные поля, на которых обрывалась смерть детей-солдат, после войны превратили в мемориальные парки. 10% идеологических текстов в школьных учебниках были посвящены смерти и мученичеству, а среди иллюстраций встречались фотографии кладбищ, на которых похоронены шахиды, пишут авторы книги «Иран: политическая культура в Исламской республике». Школьников водят на экскурсии по местам боевой славы, дети участвуют в коллективных ритуалах скорби. Портреты мучеников висят на стенах мечетей, а их дети ездят в специальные лагеря, где им рассказывают о подвигах их отцов.
Иранская пропаганда работает так же, как и любая другая: апеллирует к ценностям и традициям, вызывает эмоции, упрощает идеи, подавляет голоса несогласных и, конечно, создает образ врага, которого необходимо победить.
Саддама Хусейна на плакатах-карикатурах изображали в виде бульдога с человеческой головой. На поводках — флаги США и СССР, на ошейнике — звезда Давида. В лицо его бьет красный кулак с гербом Ирана — каллиграфической надписью имени Аллаха, состоящей из меча и четырех полумесяцев. Вместе они образуют тюльпан: по легенде, эти цветы выросли из капель крови павшего при Кербеле Хусейна. Саддам, по версии автора плаката, всего лишь цепной пес западных сил и мирового империализма, которого неминуемо победит иранский народ.
В Тегеране более 700 муралов. После революции их героями стали лидеры новой страны — аятолла Хомейни и его сподвижники. С началом войны все чаще и чаще со стен домов на иранцев начали смотреть павшие в боях мученики. С революционными слоганами соседствовали стихи Корана и обещания райской загробной жизни для шахидов.
Один из изображенных на многоэтажке — Хосейн Фахмид. Густая шапка темных волос, уголки ясных глаз слегка опущены вниз, рот тронут спокойной улыбкой. Он окружен танками с флагами Ирака. Над ним возвышается призрачная фигура седобородого мужчины в чалме: тот задумчиво смотрит на мальчика, нахмурив брови.
Ему было 13, когда он сбежал из дома и, соврав о своем возрасте, вступил в Басидж. Во время боя мальчик со связкой гранат бросился под иракский танк. Противник отступил, решив, что иранцы заминировали территорию.
Так гласит легенда. Правда это или нет, уже неважно. Хосейн стал национальным героем. Ко Всемирному дню ребенка Иран выпустил посвященную ему почтовую марку. До 2002 года портрет мальчика служил водяным знаком на купюре в тысячу риалов. В пригороде Тегерана стоит памятник Хосейну: подростковый пушок над губой у статуи превратился в полноценные золоченые усы. Его именем названы площади, улицы, бульвары и аллеи в Кередже, Машхаде и Кемальшехре, школы в Тебризе и Исфахане, детская больница в Тегеране и множество других мест, разбросанных по карте Ирана.
«Ценность его маленького сердца невозможно описать сотней языков… Он выпил сладкий эликсир мученичества», — говорил о Хосейне тот самый задумчивый старик — аятолла Хомейни, — называя подростка «лидером» страны.
Культ героев — важнейший элемент пропаганды, но по-настоящему она начинает работать только при цензуре. Цензура сохраняется в Иране и по сей день — по состоянию на 2022 год страна находится на 178-м месте из 180 в Мировом индексе свободы прессы.
С 1979 года в Иране действует только одна официальная вещательная компания — «Голос Исламской республики Иран», или IRIB (Islamic Republic of Iran Broadcasting). Любое частное или независимое теле- и радиовещание запрещено Конституцией и уголовно преследуется. В стране запрещены спутниковые тарелки, чтобы нельзя было поймать сигнал западных каналов, и заблокированы все основные соцсети и мессенджеры. В годы войны Telegram и Twitter не было вовсе, и узнавать альтернативную информацию было неоткуда.
Конституция Ирана гласит: «Пресса свободна в публикации материалов, за исключением тех случаев, когда они наносят ущерб основам ислама и общественным правам». К таким случаям относится, например, «пропаганда роскоши» или публикация атеистических статей. За антиисламскую пропаганду могут приговорить к смертной казни: в 2014 году это произошло с блогером Сохейлем Араби, оскорбившим пророка Мухаммеда в соцсетях. Впрочем, наказание ему заменили на два года религиозного образования: он должен был прочитать и законспектировать 13 религиозных книг.
Внешне Иран все еще консервативен. В стране преследуют ЛГБТ-людей. С 1979 по 2010 год повесили 4 тысячи гомосексуальных мужчин. Казни проходят публично: приговоренных вешают на подъемных кранах. Осенью 2022 года впервые вынесли смертный приговор двум лесбиянкам.
С момента исламской революции прошло больше 40 лет. Аятолла Рухолла Хомейни умер в 1989 году. Ему на смену пришел Али Хаменеи. Его традиционно считают лидером консервативного движения Ирана, который при этом оказывает большую поддержку научно-техническому прогрессу. Хаменеи одним из первых представителей исламского духовенства одобрил исследования в области стволовых клеток и терапевтического клонирования, также уделяет большое внимание развитию атомной энергетики.
Современный Тегеран не похож на столицу страны, которая вела кровопролитную войну с соседом за свое существование и сохранение государственности. Ветеранам Ирано-иракской уже за 50. Их дети не повторят их судьбу — современные иранские законы запрещают принимать на воинскую службу подростков младше 16 лет. Дети ветеранов живут другими ценностями. Они мечтают взрывать не танки, а танцполы на подпольных рейвах.
По пути в торговый центр они скользят по муралам с лицами героев войны равнодушным взглядом, привыкнув к ним, как к вывескам магазинов и автобусным остановкам. Революционные песни заменила электронная музыка. На кинофестивалях иранские режиссеры вместо военных документалок представляют фильмы об андеграундных вечеринках, обращаются к теме феминизма и проблемам ЛГБТ-сообщества.
Это поколение сейчас протестует на улицах иранских городов. Они возмущены убийством Махсы Амини, которую в середине 2022 года арестовали в Тегеране из-за претензий полиции нравов к ее платку. На момент написания текста беспорядки продолжались, а их жертвами стали два десятка человек, включая погибшего в ходе столкновений полковника иранской госбезопасности. На смену листовкам и кассетам, которые привели к власти аятоллу Хомейни, приходят посты в соцсетях. Иранские женщины делятся в соцсетях роликами, на которых сжигают хиджабы и коротко обрезают свои волосы.
Читайте также:
Как жили и умирали самые жестокие диктаторы XX века? От роскоши и произвола к изгнанию и повешению
Украинская революция и ее роль в моей жизни: 5 историй о Евромайдане
