«Следующая война не оставит после себя памятников». Эссе британской пацифистки Веры Бриттен о романтизации кровопролитий

Более миллиона человек погибли и были ранены за четыре месяца битвы у реки Соммы — самого кровопролитного сражения Первой мировой. В этой войне английская писательница Вера Бриттен потеряла брата, любимого жениха и двух близких друзей. В 1915 году она бросила Оксфорд и ушла медсестрой на фронт. После войны Бриттен станет известной писательницей, а нацисты из-за многолетних антивоенных выступлений в Лиге Наций внесут её в «Чёрную книгу» как врага, подлежащего уничтожению в первую очередь.

Знаменитое эссе Бриттен написала после посещения в 1932 году мемориала во французском Типвале, посвященного пропавшим без вести в битве на Сомме. Возмущённая тем, как современники романтизируют войну, пацифистка выразила свою боль в сочинении «Иллюзия на Сомме» о мужчинах, отдавших жизни в бессмысленной бойне и ставших удобрением вместо того, чтобы развивать науку, искусство и литературу своей страны. Публикуем перевод сильнейшего высказывания о лицемерных надписях на памятниках, скрывающих ужас бесчеловечного истребления; битвах, которых никогда не должно происходить, и новых войнах, грозящих однажды уничтожить всё живое.

Не так давно в один летний день, живо напомнивший мне о малой войне,‌ вероятно, забытой вами, ведь она случилась давным-давно, я отправилась из Амьен к полям сражений на Сомме в сопровождении двух спутников: сатирика, пишущего о современности, и по случайности удивительно уместной книги «Пощады нет!»‌ Беверли Николса.‌

Мы покинули улицу возле едва не разрушенного однажды собора,‌ где образцовая коллекция памятников войны и всё ещё разбитые вдребезги во время немецкого наступления в 1918 году окна сохранили войну для наших бывших некогда союзников как вчерашнее событие. В этот час большинство достойных граждан по ту сторону Ла-Манша всё ещё наслаждались своими лондонскими газетами.
И некоторые из этих газет тем утром несомненно внушали, что «есть моменты в истории нации (такие как 4 августа 1914 года),‌ когда решения принимаются скорее инстинктивно, нежели взвешенно и рационально».

В ранней юности мне говорили, что женщины — низший вид, потому что их поступками движут инстинкты, а не разум. Вероятно, это качество, столь скверное для женщин, становится достойным восхищения — по причинам не вполне ясным для меня, — когда речь идёт о целом народе. Чуть дальше автор передовицы приходит к выводу, что «у нации никогда не было причин раскаиваться в своей решимости».

Не считая самых крупных городов Франции, лондонские газеты не доставляются сюда в день публикации, и эта вдохновляющая мысль не могла утешить меня, когда я стояла на хребте Типваль под аркой огромного мемориала погибшим на Сомме и смотрела вдоль зеленеющих сейчас склонов реки Анкр на восстановленную деревню Бомон-Амель.‌

Был идеальный летний день: на протяжении многих миль вдоль долины реки Соммы, усыпанной холмами, уходящими в серо-голубую даль и скрывающими шпили Амьен, французские крестьяне собирали урожай. «Нет причин раскаиваться» — поскольку кровь, однажды оросившая те поля, и плоть, их удобрившая, вероятно, создали богатую почву для нужд весенних сеятелей. 

Интересно, согласились бы с этим утверждением матери, жёны, сёстры и возлюбленные 73 367 ненайденных и неопознанных мужчин, чьи имена высечены на Типвальском мемориале? 

И нет ли у нас, для кого все эти мужчины кроме, может, одного-двух, были незнакомцами, причин сожалеть о том, что их нет с нами, чтобы развивать нашу литературу, искусство, науку, нашу проблемную запутанную политику?

Наконец, нет ли причин сожалеть о том, как они умерли — о тех мучительных увечьях, нелепо обезобразивших тела, от которых остались лишь раздробленные руки, оторванные ноги, изуродованные останки черепов, свидетельствующие, что здесь сражались молодые парни? Мистер Хью Далтон в речи, произнесенной в Палате общин и процитированной Беверли Николсоном, назвал их «утренним сиянием‌ — символом АНЗАКа,‌ цветом Австралии и Новой Зеландии и, конечно, нашей собственной страны».‌ Ужас абсолютного бесчеловечного истребления невозможно скрыть даже величественной вдохновляющей надписью, так изящно высеченной на памятнике:

Печальные и прекрасные слова, от которых слёзы на глазах и ком в горле, не так ли? Несомненно, но давайте посмотрим правде в глаза. Все они обман и уловка: эти величественные мемориалы с ухоженными газонами, тихие кладбища с красными розами и пурпурными фиалками, урожайные поля, создающие иллюзию, что война — славное дело, ведь последствия её могут быть такими прекрасными и возвышенными. Все они не заменят молодых людей, отдавших свою жизнь, и не возместят ни вам, ни мне долгие годы, проведённые без них.

Я счастлива, что книга Беверли Николса сопровождала меня в Эдовиле и Типвале, в Альбере с его великолепной восстановленной базиликой‌ и Ла-Буасселе, где домашние куры клюют края воронок, оставленных взрывами, в деревне Позьер c её мемориалом Первой Австралийской Дивизии, в Бапоме с его современными технологичными домами и Пероне, весьма процветающем ныне городе-побратиме Блэкберна. Я счастлива, что его книга помогла мне не обмануться масштабами великолепных мемориалов и напомнила, что битвы на Сомме вообще никогда не должно было случиться. Если бы Брие разбомбили, утверждает писатель, Германия должна была капитулировать в 1915-м, что позже признавали производители оружия. Поскольку Брие, говорит мистер Николс, был регионом, поставлявшим металл для оружия, из которого впоследствии были убиты французские и британские солдаты. Благодаря металлургической промышленности он оставался неуязвимым для атак союзных войск‌ на протяжении всей войны.

Этот ужасающий факт привел меня вместе с автором «Пощады нет!» к другой теме, которая, если хорошо поразмыслить, могла бы дать всем нам достаточное основание для пожизненного раскаяния. Если Беверли Николс и его консультанты (авторы статьи «Каким был бы характер новой войны?» и составители превосходного памфлета Союза демократического контроля «Тайный интернационал») не обманывают нас, то следующая война, которая положит конец всем войнам, не оставит после себя никаких помпезных памятников, ведь возвести их будет некому. В той войне мы все сгинем — вы, я, авторы передовиц и наши дочери и сыновья, которые сейчас беззаботно играют в счастливом неведении о мире, уготованном для них политиками и военными. 

Трудами воздушных ударов и химического оружия все мы гораздо быстрее убитых на Сомме превратимся в зловонную груду гниющей плоти, отравленной крови и раздробленных костей.

Всё это маловероятно, скажут те, кто с комфортом проживает в Кингс-Линне, Труро или Челтнеме. Но уверяю вас, это не ночной кошмар, а вполне реальные перспективы, которые станут неоспоримым фактом, когда однажды война вспыхнет вновь. Не верите мне — прочтите Беверли Николса или, если у вас пытливый ум, обратитесь к оригинальной статье «Каким был бы характер новой войны?» Если даже это не убедит вас, прокатитесь в следующие выходные на машине из Амьен в Авелюи-Вуд.

В прошедшей войне было использовано относительно мало химических снарядов, но в местах их применения природа неспособна оправиться от ужасающих последствий. Авелюи-Вуд стал одним из тех прекрасных мест, куда упали снаряды, оставившие после себя безлесые пространства отравленной ржаво-красной земли. Последовав моему примеру, проделайте путь от Амьен до Альбера, чтобы взглянуть на те места, где с первых дней химической атаки природа была изуродована настолько, что даже 15 лет спустя предстаёт перед нами, будто залитая кровью. Откуда бы вы ни были, не думаю, что вы придёте в восторг от мыслей о грядущей возможной войне.