Возможны ли независимые театры в России? Медиарепортаж о трудностях и успехах регионального театрального проекта «Кот»

Пьесы Мартина Макдонаха, автора «Залечь на дно в Брюгге» и «Трёх билбордов», практически не ставят в России. Однако в репертуаре независимого воронежского театра «Кот» их целых пять — наряду с десятками пьес других современных европейских и отечественных драматургов. Как с нуля организовать один из самых уникальных театров страны, журналист Михаил Сергеевич узнал у его руководителей Анастасии и Алексея Проскуряковых. Для специального фото- и видеопроекта Дискурса основатели «Кота» рассказывают, как выстраивается работа частного театра — от общения с правообладателями пьесы до премьеры, каким образом преодолевается конкуренция в творческой среде, почему наученный практикой актер лучше профессионального, как проявляется токсичность зрителей и коллег, с какими трудностями сталкиваются независимые театры в России и зачем оставлять в репертуаре спектакли, которые не приносят прибыль.

Начало пути

Алексей: Я главный режиссер и сооснователь театра «Кот». По образованию пиар-специалист. В общем-то, это очень удачно сочетается с тем, чем я теперь занимаюсь. Параллельно с университетом я попал в театральную студию, было интересно, так как еще в школе увлекался театром: у нас был самодельный кружок, полностью независимый от учителей, мы развлекались как могли.

Анастасия: По образованию я маркетолог. Лет, наверное, в 14 пришла в театральную студию, несколько лет там занималась, там же мы познакомились с Алексеем. Через какое-то время мы ушли оттуда, но потом стало скучно без театра. Ну и как-то так само собой получилось, что у нас стал образовываться собственный проект.

Первоначально нас приютил воронежский Дом молодежи, занятия были бесплатными, мы с ребятами собирались два раза в неделю, проводили занятия. Потом взяли помещение в аренду, занятия проводили за денюжку, и вот потихоньку стали развиваться. Сначала мы с Алексеем пытались совмещать театр с другой работой, но для настоящего развития проекта нужно было сосредоточиться на нем и расти дальше. У нас не было грандиозных планов, но водоворот как-то затянул.

Алексей: Мы сделали полноценный спектакль, который до сих пор у нас в репертуаре, — «Ветер в тополях». Людям понравилось, мы выпустили еще один — тоже понравилось. Ну и как-то завертелось-закрутилось, и из студии уже переросли в полноценный театр. 

Анастасия руководит непосредственно театром, а я больше занимаюсь вопросами организационного характера. Она — творческой деятельностью, а я — организационной. Семья нас поддерживает, родители относятся скорее положительно. Хотя и с некоторым недоверием, мол: вы что, театр вздумали создавать? Потом, когда увидели, что у нас 20 спектаклей в месяц, немного расслабились.

Сейчас вроде неплохо идет, слишком много проблем в последнее время таких, которые переворачивают все с ног на голову, но как-то держимся на плаву и даже развиваться удается. Первый спектакль мы выпустили в 2013 году осенью, а репертуарным театр стал с 2015-го. В 2019-м открыли свое помещение, и с каждым месяцем расширяли репертуар — 10 спектаклей в месяц, потом 15, сейчас до 33, по-моему, доходило. 

О театральном образовании и конкуренции

Анастасия: В студии мы изучали основы мастерства и до сих пор продолжаем развиваться. Мне кажется, актер в принципе никогда не может останавливаться в самосовершенствовании. Каждый новый спектакль, работа с новым режиссером и коллективом — это всегда развитие. Плюс есть  мастер-классы, лаборатории, тренинги. В труппе у нас до сих пор играют актеры из первых постановок: Денис Киш, Дмитрий Орлов, а также Юлия Шамарина, которая занималась с нами еще в той самой первой студии.

Мы делаем то, что нам нравится, и мы в это вкладываем душу. Я думаю, это вообще очень важная вещь в искусстве. Мы, как частный театр, ни от кого не зависим и можем делать то, что нам нравится, что мы хотим и считаем правильным.

Алексей: Часто театральное образование не лечит, а калечит, на мой взгляд. Конечно, смотря где получать, но я рад, что набирался больше на практике, работал с людьми и потихоньку впитывал знания и опыт. К нам

Лет шесть назад в Москве, если скажешь, что у тебя в театре работают непрофессиональные актеры, все такие: «А, ну понятно». Сейчас все нормально к этому относятся. В театрах столицы тоже стали больше играть люди, у которых актерское мастерство — не первый профиль. Но это не значит, что они хуже. Просто актер с образованием — это такой универсальный солдат, который на все способен. Но при этом он «зашаблоненный» в своем обучении. Актер, который через практику становился, играет иначе.

В Воронеже на город миллионник всего ничего театров и нет прямой конкуренции. Если здесь человек любит театр, то он в любом случае будет что-то искать, пробовать, и репертуары театров не настолько огромные. Проблемы борьбы за зрителя с нашей стороны нет. 

Анастасия: Нельзя театр рассматривать как конкурентную среду, для меня театр не про это. Зритель придет к нам, потом в другой театр, потом в третий, и это здорово. Мы очень радуемся, когда люди пишут такие сообщения, мол: «Я вот никогда не был в театре, мне казалось, что это не для меня, а потом пришел на ваш спектакль, и сейчас я хожу и к вам, и не к вам». Это всегда очень здорово, что люди через нас приходят в мир театра и начинают этим увлекаться. У нас нет задачи привлечь людей только к нам. А в последние пару лет мы стали сотрудничать с приглашенными режиссерами. Это всегда очень интересно.

Алексей: Например, московский режиссер Сергей Аронин. Он сейчас в театре «Модерн» работает, плюс у него свое творческое объединение «Поинт». Они какими-то пачками сумасшедшими выпускают спектакли, просто как конвейер, и всё хорошее, всё классное. Нам очень понравилось, как он работает, очень бережное отношение к актерам, нам это близко, поэтому мы его пригласили.

Был у нас Артур Марченко, тоже из Москвы, из театра «Скорика», в пандемию ребята рассыпались немножко, сейчас что-то делают вместе, но уже не весь состав. Артур «Уличенную ласточку» у нас поставил. Еще актер кино и театра Маяковского Александр Толубаев сейчас живет в Воронеже. Он у нас поставил спектакль «Эзоп». К сожалению, каждый месяц так получается, что постановка срывается, несколько раз мы пытались его вернуть в репертуар, и все никак. В планах есть и другие договоренности, но сейчас как-то тяжело планировать дальше, чем на месяц.

О токсичном комьюнити и трудностях

Анастасия: В Воронеже театральная среда немножечко другая, эта традиция не очень развита. В Москве как-то в этом плане проще, там народ лучше идет на контакт. Так сложилось — не очень дружелюбная среда. На Платоновском фестивале мы несколько раз участвовали в уличной программе, ездили в Пермь на фестиваль Макдонаха, в Липецк на фестиваль читок.

У нас есть еще проблема в том, что нужен человек, который подает заявки, заполняет формы. К сожалению, нам пока не очень удается этим заниматься… Человеку с мышлением маркетолога сложно встроиться в среду искусства, где нет привычной конкуренции. Мы не можем искусство подстраивать под целевую аудиторию — маркетолог должен вокруг того, что мы делаем, выстраивать продвижение, поэтому очень сложно развивать это направление.

Алексей: Театральное комьюнити у нас токсичное, скажем так. Есть те, с кем мы дружим в целом. Целые театральные объединения и просто люди, но сотрудничать никому не интересно. В качестве режиссеров-экспертов были на «Арт-мастерс», ставили небольшой пятиминутный спектакль, который потом показывали в Большом театре на новой сцене и по Первому каналу — интересный был опыт.

О репертуаре

Анастасия: Мы ориентируемся на то, что цепляет режиссера и нас самих. Сейчас у нас в театре много постановщиков, и у всех есть какое-то общее направление мысли. При этом каждый всегда вкладывает что-то личное в то, что делает.

Очень любим брать пьесы, которые в России еще никто особо не ставит. Когда читаю произведение, я часто сразу вижу, что это прям наше, а вот это не совсем наше. Очень часто мы ставим пьесы, которые на первый взгляд кажутся какими-то простыми и бытовыми, но на самом деле такими не являются.

Рекомендуя людям спектакль, я стараюсь отталкиваться от того, ходит ли он в театр в принципе. Такие спектакли, как, например, «Уличенная ласточка» или «Призраки Додо», я обычно советую людям, которые уже ходят в театр, потому что для их восприятия все-таки желательна насмотренность. А если человек на спектакли не ходил или ходил очень мало, обычно советую что-нибудь более нейтральное, например «Ветер в тополях», «Бог войны», что-то из наших французских комедий, которые тоже очень любим ставить. Танцевальные спектакли обычно я советую зрителям помоложе.

Алексей: У нас нет никакого репертуарного плана, мы читаем много пьес. Предложить что-то может каждый — у нас в этом плане демократия. Потом мы вместе открываем пьесу и решаем: «Не очень, давайте не будем» или «Класс, все, давайте ставить!» Дальше выходим на авторское право, выясняем, что кому принадлежит, и договариваемся.

Когда я сам ставлю [спектакль], то люблю разговаривать через текст автора. Не люблю режиссерские «суперходы». Я вижу хороший авторский текст и хочу передать его бережно, чтобы зритель подумал, поразмышлял. 

Я не ставлю жирных точек в конце: если у автора открытый финал, то пусть так оно и будет. Мне неинтересно за зрителя ответить в спектакле на все вопросы — умному человеку будет скучно смотреть, когда за него режиссер всё разжевал и, как птенчику, в рот положил.

Репертуар у нас во многом уникальный — многие пьесы не то что в Воронеже, в России никто не ставил. Мне нравится, что спектакли очень разные — у нас нет такого прям стиля. Есть игра актеров, которая отличается от других воронежских театров, но у нас нет выраженного стиля спектакля, потому что много различных режиссеров, и благодаря их видению всё очень пластичное. Так, у нас есть постоянные зрители, которые обожают один спектакль и терпеть не могут другой. Это нормальная история, это хорошо, потому что театр должен вызывать эмоции, хуже всего — когда нейтрально.

О зрителях

Анастасия: Я как маркетолог долгое время пыталась составить портрет нашей целевой аудитории, но это очень сложно, потому что к нам приходят очень разные люди. В основном 25–35 лет, но это сильное обобщение. У нас есть постоянные возрастные зрители и те, кто помладше. Одни и те же люди приходят на многие спектакли, некоторые подходят и рассказывают о своих впечатлениях, пишут в соцсетях.

Есть люди, которые поддерживают нас в сложные моменты. Например, когда во время локдауна театр был закрыт, многие зрители все равно покупали абонементы. Потом эту сумму можно было покрыть билетами на спектакли, но некоторые их не тратят, а снова покупают билеты, чтобы поддержать театр. 

Алексей: Мой зритель — это тот, кому нравятся спектакли, а там уже как пойдет. Приходят люди разного возраста, пола, разных взглядов. Молодежи побольше — не все готовы принять театр без мраморных колонн, например. Было такое, когда посетители возмущались: «Ой, ну мы шли в театр, а у вас тут как-то странно. Не хотим тут сидеть». Но есть зрители, которые покупают абонементы и потом просто всех своих знакомых агитируют идти с ними. Зацепило, значит. Нам интересно узнавать мнения всех людей: что понравилось, а что нет. Это не значит, что мы будем подстраиваться, это просто полезно знать.   

Об авторских правах, репетициях и актерской профессии

Алексей: Когда мы определились с пьесой, дальше узнаем об авторском праве — кому принадлежат права. У нас есть основное государственное представительство (авторское НКО), Российское авторское общество, театральные агенты. Есть частные юридические конторы. С последними очень приятно работать, мы как раз первые в России через них ставим спектакли, а им это тоже выгодно — как частники, они заинтересованы в том, чтобы у них покупали, поэтому мы работаем на хороших партнерских условиях.

Автор, переводчик, музыка — за всё плати, что называется. Но всё зависит от автора и конкретной пьесы — популярная будет дороже. В то же время бывают разные ситуации: например, правами на произведения немецкого драматурга Танкреда Дорста обладает одно немецкое издательство. Его пьеса (которую в принципе мало кто ставит) нам очень понравилась, и была идея, как ее реализовать. Но нам заломили дурные условия, как будто это топ, с которым мы полные залы будем иметь, а мы понимали, что это на несколько показов. Но пошли на это безумие и поставили. Параллельно с нами ее ставили, кажется, в Старом Осколе — тоже несколько раз показали, и эти финансовые условия задушили в итоге, и они от нее отказались. 

Пока идет процесс по авторским правам, начинаем репетировать, потихоньку изучаем пьесу, у каждого режиссера свой к этому подход, делаем декорации сами или с подключением подрядчиков.

У нас в труппе вместе с приглашенными актерами примерно 20 человек. В целом, читая пьесу, я уже понимаю, кто мог бы сыграть ту или иную роль. А если не понимаю, то обязательно обращаюсь к Анастасии, потому что она гениально подбирает людей на роли. Иногда ее советы кажутся странными, но они всегда срабатывали.

Анастасия: Важно слушать людей и слышать. Актеры и вообще люди творческих профессий могут быть очень ранимыми, более эмоциональными и так далее. Это важно учитывать при работе с ними.

Проблема в том, что с расширением репертуара и увеличением количества спектаклей у некоторых актеров просто времени не хватает. Появляется необходимость расширять труппу просто потому, что уже по времени люди не могут столько играть, репетировать и так далее. В государственных театрах у актеров часто есть ставка, у нас артисты получают зарплату в зависимости от отыгранных спектаклей. И чтобы набрать необходимое количество спектаклей и «закрепиться», нужно время. 

Алексей: Отобраться в театр, пройти кастинг у нас можно. Не важно, есть образование или нет, если человек с хорошей базой — мы в течение сезона всегда готовы рассмотреть. Плюс обычно в межсезонье проводим открытый кастинг, на который приглашаем вообще всех желающих. Это не значит, что мы кого-то обязательно возьмем, но людям интересно повзаимодействовать, показать себя и послушать, что можно улучшить.

Понятное дело, актер должен уметь хорошо разговаривать, двигаться, подходить нам по менталитету. Это не профессиональные качества, но они крайне важны. Остальное очень трудно словами передать... Когда человек выходит на сцену и делает то, что должен, — ты просто понимаешь, тянет он уровень театра или нет, или просто не подходит, такое тоже бывает, например, приходят очень сильные люди, но они просто не подходят конкретно нам.

Анастасия: Мы не требуем, чтобы было высшее образование, но по крайней мере должна быть какая-то студия или что-то такое, то есть человек должен знать основы. А дальше смотрим уже по факту, что он умеет.

Сейчас у нас сборная солянка: есть люди, которые пришли из других театров, причем не обязательно драматических (допустим, Игорь Махорин из оперного театра), или из института искусств, две оперные певицы, а есть люди, которые так же, как мы когда-то с Алексеем, занимались хороших, сильных студиях несколько лет. Плюс, у нас есть театральная студия, она существует отдельно от театра, но там преподают наши режиссеры. Люди занимаются два-три месяца, как правило, и на выходе показывают эскиз спектакля, или перформанс, или спектакль, или читку.

Есть спектакли, которые ставятся для того, чтобы заработать денег. Это не значит, что они плохие, — просто режиссер знает, что этот материал или задействованные актеры популярны, на них  будут ходить. Но отталкиваться только от этого при создании театра — не знаю, насколько это жизнеспособно. 

Зрителей надолго привлекает в театр энергия, которую они чувствуют: от актеров или вообще в театре. Она рождается, когда люди делают то, что им искренне нравится, во что они верят и хотят донести до людей. 

Это не всегда бывает финансово выгодно. У нас есть спектакли, которые мы очень любим, и на них не очень хорошо ходят, но отзывы всегда хорошие. Мы эти спектакли не снимаем, потому что мы и наши зрители любим их. Мы можем играть их в минус или в ноль, но они для нас важны, поэтому оставляем их. С точки зрения бизнеса такие спектакли нужно снимать и оставлять то, что приносит хорошую прибыль, но тогда с точки зрения искусства мы что-то теряем.