«Главная беда этого мира в том, что он трезвее нас на три рюмки»
— Хамфри Богарт, американский актер.
Стёпу я встретил во дворе его дома на «Богдашке». Он вышел из подъезда с черным пакетом. Очертания содержимого «намекали», что мне сейчас будет предложено выпить. Вид был у него не свежий: похудевший, лысый, бледно-желтое опухшее лицо, заплывшие глаза, не доставало половины переднего зуба.
Пойдем, сходим до магаза, — первое, что сказал Степан. — Я паспорт выкуплю.
Мы дошли до места. Он поздоровался с каким-то «иностранцем», который стоял у входа в «чипок» и обменял небольшую сумму денег на паспорт. «Больше не теряй», — ехидно посоветовал тот, очевидно надеясь, что Степан еще не раз «потеряет» документ подобным образом.
— Ты, наверное, вообще охереваешь, глядя на меня, стопудово. Вот так и живу. Уже четвертый год пошел, как я беспробудно пью.
— Да не, Стёп, чего ты, — утешил я его. — Все нормально.
Хотя, с другой стороны, этим рядовым ответом я мог дать понять, что он и раньше выглядел не очень, раз я не заметил изменений.
Мы вернулись во двор и выбрали крайнюю лавочку. Стёпа достал из пакета «чекушку» дешевой водки и бутылку газировки объемом 0,5 литра, а я в свою очередь приготовил для записи нашего разговора диктофон, попросив рассказать его о детстве.
«Мне было семь-восемь лет, когда я связался со своими друзьями. «Выхлапывали» гаражи, магазины. Колбасу воровали из «Газели». Например, подъезжает на перекресток «Газель». Мы уже заранее знаем, что она с колбасой. Кто-то из наших запрыгивает в багажник и скидывает эту колбасу прямо на дорогу. А остальные тем временем бегут за фургоном и собирают ее. До сих пор удивляюсь, как водитель нас не заметил. Потом шли в первый попавшийся магазин и продавали добычу. Денег уже не помню, сколько выручали, но тратили мы их на пиво и девчонок. Да-да, в таком возрасте.
Гаражи «хлопали» тоже, да. Один вскроем, зайдем — через стенку еще 18 «вынесем». Ворота только так отпадывали — металла куча была. Сейчас уже ни с кем из тех «друзей детства» не общаюсь: кто спортом занимается, кто хорошо зарабатывает, и поэтому не видит смысла в общении со мной, кому тюрьмы дали по лет семь-восемь. Ирония».
Стёпа налил в пластиковый стаканчик добрую стопочку, выпил, не поморщившись, и запил газировкой.
Как бы Степан всем своим видом не хотел показать, что ему насрать на прекратившиеся отношения с друзьями, я все равно почувствовал нотку досады в его голосе и взгляде.
«Учился я, как ни странно, тоже плохо. Вообще, проводил почти все время на улице. В школу приходил к третьему уроку, а уходил с пятого. Был один случай. В школе я «кидал» насвай. И вот, «закинулся» я как-то на уроке под язык. А меня учительница просит ответить на вопрос. Мне пришлось проглотить. И сам, наверное, понимаешь, что потом последовало. Заблевал там все, вообще, и ушел с урока. Еще постоянно за мной директорша по школе бегала. По совместительству учитель химии, которая вместо того, чтобы нормально преподавать, обсуждала с учениками последние события в «Санта-Барбаре».
После того, как школу закончил, не появлялся там. За исключением нескольких раз, когда пьяный на машине с мигалкой по футбольному полю рассекал. За мной еще охранники бегали. В общем, веселуха была.
Степан во время разговора постоянно отвлекался на происходящее во дворе. Проезжал автомобиль — Стёпа знает, кто сидит за рулем и чем он занимается. Кто бы ни выходил из подъезда — Стёпа заводил диалог, пусть и короткий. Кто-то выходил на балкон или пробежала собака — он на все обращал внимание. Я объяснил это тем, что мой собеседник, чувствуя, постепенное «выпадение из общества», хочет быть причастен ко всему происходящему вокруг, показать свою какую-никакую значимость: «Вот он я, смотрите, я еще здесь!».
Сейчас я — «на условке». С декабря 2015 года, когда женщину убил. Сидел пьяный в своей тонированной машине. Уперся лбом в руль, музыка «орала» — сабвуфер у меня стоял. Открывается дверь, женщина какая-то мне: «Ты такси?». У меня в этот момент «падают шторки»: «Я такси?». Как дал ей «с прямого» в голову. Она упала, сильно стукнувшись головой об лесенку. Я — по газам. В тот день я еще днем снял номера — знал, что сегодня будут «кошмарить». Ладно, хоть пистолет не додумался достать. У меня были на такие случаи. Я с кобурой ходил, как опера, знаешь? В общем, сначала дали три года и 250 тысяч рублей штрафа. Потом через два месяца баба умерла — видимо, от побоев. Опять разбирательства. В итоге — пять лет условно. Так что, мне сейчас лучше никого «не трогать»».
Я за последнее время много слышал «чехарды» об этом и от общих знакомых, и от самого Стёпы: то очередной суд, то условный, то реальный срок. Если честно, до сих пор не понимаю, почему его не посадили. Внятного ответа я так и не услышал. Что ж, поверим на слово.
«Мне 200 тысяч штрафа выписали за патроны все-таки. Главное, пистолет не нашли. Ладно, мать его унесла за два дня до этого. Я до сих пор думаю, что меня кто-то «сдал». Откуда они тогда узнали об оружии? Так вот. Приехали опера ко мне с ордером на обыск. Все перерыли, добрались до сейфа.
— Открывай, — говорят.
— Ничего не буду вам открывать, — шел я в отказ.
И что думаешь? Они пошли на ж/д переезд — в домик к той бабке-регулировщице. Взяли у нее ломик и кувалду.
— Мы же сейчас взламывать будем и полы заодно вскроем, — пригоризили.
Мне ничего не оставалось, как выполнить просьбу. В сейфе были восемь патронов: пять от Стечкина, три от Макарова».
На вопрос, можно ли в Закамске свободно купить какое-нибудь оружие — Стёпа ответил, что легко. Только в центре, а не в Закамске.
Мой собеседник внешне никогда не производил впечатления здорового и приятного человека. Но в 29 лет, бухая четыре года без перерыва, он подпортил это впечатление еще больше. Хотя, чему здесь удивляться. Нет, я ни в коем случае не являюсь ярым сторонником ЗОЖа: могу без угрызения совести пропустить пару кружек пива за просмотром футбольного матча или бокал красного вина за ужином. Но, признаюсь, что Стёпа меня поначалу удивил, а местами — даже шокировал.
За четыре «синих» года у Степана хватало происшествий. Например, авария, в которой он опять же пьяный разбил машину товарища.
Ремонту после этого она не подлежала, а на Стёпе, как ни странно, не было ни царапины.
«Да, было дело. Въехал в столб на скорости. „Обнял“ его капотом. После удара сразу заснул. Просыпаюсь — пыль стоит, подушки сработали. Понять то ничего не мог сначала. Давай заводить — не заводится. Выхожу из машины, смотрю: столб наклонился аж. А парни в это время неподалеку сидели в гараже. Я за ними сразу. Вернулись, скрутили номера и вызвали эвакуатор по-быстрому. А то на нас хотели еще и столб „повесить“: 200 тысяч штрафа чуть не выписали. Обошлось. Отдал я в итоге 800 тысяч товарищу: машину еще пришлось свою продать и с наследства у меня оставались деньги. Ну, было и было».
Нас побеспокоил очередной «иностранец». Ну как, побеспокоил: Стёпа, увидев его вдалеке, стал что-то ему кричать — знакомый, оказывается. Этот «иностранец» собирал подписи с жильцов дома, чтобы открыть рядом киоск с фруктами и овощами. Видимо, это его уже не первая попытка, потому что мой собеседник откровенно, но по-доброму сказал: «Ты зае*ал уже, Турал». В конце их короткого разговора Степан сам предложил оставить подпись.
Ну, а почему нет? — подумал я тогда. — Хорошее дело.
Степан тоже пытался открыть свой бизнес. И довольно полезный, на мой взгляд — пейнтбольный клуб.
«Ага, было дело. Мы с товарищем хотели открывать пейнтбольный клуб, да. Долго не могли выбрать место. Так все и застопорилось. Но у нас все необходимое оборудование уже было готово: автоматы, патроны с краской, форма специальная. Просто шло время, и мы как-то забили на это».
Кстати, как-то со Стёпой мы ездили в Питер. Это было то время, когда нас связывало что-то общее. Погудели знатно. Весь этаж нашего «отеля» засрали. Тогда, по-моему, даже сам город не выезжали смотреть, хотя эта была одна из первых моих поездок в Санкт-Петербург. Ходили только за едой в «McDonalds» и за выпивкой бегали на заправку, которая через дорогу. Странный получился трип. Не подумайте, что я горжусь этим, но мы подростки еще были, поэтому — простительно. Зато осталось, что вспомнить.
«Блин, хотелось бы, вообще, отсюда уехать куда-нибудь на юга. Мама вот хотела продать две наши с ней квартиры и свалить. Но сейчас че-то не хочет со мной ехать. Пусть одна едет в Сочи. И так уже полтора года на ее шее сижу. Тем более, я уже там был. И в Крыму (украинском) был, и в Судаке, и Нижнем Новгороде. Не знаю, что делать, на самом деле. Сейчас пойду кого-нибудь застрелю и уеду в тюрьму. Ничего вот не держит».
Ну, а пока Стёпа живет с питбулем по кличке Рокки, который является его единственным другом, всерьез интересуется готовкой. Пока лишь просто интересуется, питаясь каждый день шавермой. Изучает YouTube, в частности ему нравятся ролики про оперов и Евгения Ширманова. И, конечно, сильно пьет.
«Я же еще в клинике лежал, в Краснокамске. Не рассказывал вроде тебе. Там — как секта. Садятся в круг, точно в кино, и каждый рассказывает, как докатился до такой жизни и как провел сегодняшний день. Уже на человеке четвертом с мыслями: „Когда же это все кончится?“, я не выдержал, и у меня случился приступ эпилепсии. Пробыл там еще один день и пошел звонить маме: „Мама, увози меня быстрее отсюда, иначе я кого-нибудь убью“. Там, представляешь одна молодежь и в основном наркоманы. Скулят всю ночь, невозможно. Они очень удивились, когда узнали, что я — „всего лишь“ алкоголик».
Да. Стёпа, действительно, этого мне прежде не рассказывал. Но в процессе беседы я уже перестал чему-то удивляться. Раньше, к примеру, не думал, что в 25-30 лет можно так спиваться, выбухивая в день по несколько литров дешевой водки, в процессе просрав все оставленное тебе наследство (в случае Степана — это 2.5 миллиона рублей). Но, как оказалось, это реально, и такие люди живут рядом со мной. Люди, которые вместо завтрака выпивают чекушку «Ржаного колоса», Люди, которых уже не один раз прокапывали. Люди, которые уже в таком возрасте заработали себе эпилепсию. И все это — в 29 лет!
В лечении психологических заболеваний важно найти тот рубеж, переступив который человек начинает сознательное саморазрушение. Стёпа этим рубежом называет расставание с любимой девушкой, с которой он прожил пять лет. Говорит, что и до этого момента выпивал, но алкоголь был элитнее и не в таких масштабах.
После расставания его привычка приобрела колоссальный нарастающий масштаб. Я не психолог и не смогу сказать, что это: основная причина его болезни или попытка сильно пьющего человека объясниться с самим собой и окружающим миром. Да и лучшими днями в своей жизни Стёпа считает вовсе не совместное проживание с любимой.
Я был вполне счастливым человеком, когда с пацанами общался со своими. Ходили в зал, тренировались, боролись. Вели по большей части здоровый образ жизни. В голове был трезвый ум. Меня даже мама порой не узнавала — настолько поздоровел. Сейчас знакомые ребята зовут возобновить тренировки, но я не могу. Пока не вылечусь от алкоголизма — не смогу».
Наша беседа закончилась вместе с «чекушкой». Довольный Стёпа решил проводить меня до остановки и прикупить шавермы.
Зайдя внутрь, Степан, как человек, знающий в ней толк, положил мятую сотку на стол и пригрозил «шавермастеру», что заблюёт всё помещение, если ему попадется куриная кожа.
Пока Стёпе готовили шаверму без куриной кожи, он несколько раз заявил о своём уважении ко мне. Несколько раз обнял, попрощался и попросил почаще писать. Отъезжая, я видел через витрину шавермы, как мой общительный товарищ уже что-то рассказывает другому посетителю заведения.
В защиту Степана нужно сказать, что он сейчас проходит курс реабилитации и понимает всю серьезность ситуации.
— Я — в алкогольной норе, — написал мне он в последний раз. — И знаешь, как сложно вылезти обратно?
— Понимаю, — ответил я.
— Ни х*я ты не понимаешь. Это, вообще, яма. В нее падаешь, и все. Жизнь — боль. Моя — точно. Сами себе ее такую создаем.
Заглавная иллюстрация Марии Фроловой
Пока никто не предлагал правок к этому материалу. Возможно, это потому, что он всем хорош.
Предложения
Оригинальный текст
Спасибо!
Андрей, вам спасибо! Очень сильная история. Если бы это не была горькая правда жизни, стоило бы её выдумать и написать такой рассказ.