В политических и активистских кругах часто распространено мнение, что неолиберальные реформы приводят к свободе и демократизации политического и экономического устройства. В основном эта позиция основывается на образе либеральных демократий западных стран. Но опыт неолиберальных реформ в России показывает, как такие реформы могут способствовать закреплению вертикали власти и авторитарного режима.
В России, с началом путинского правления, неолиберальные реформы активно внедрялись в разные области жизни, в том числе и в высшее образование. Основываясь на результатах своего диссертационного исследования, я рассказываю, как неолиберальные реформы в российских университетах способствовали выстраиванию авторитарной вертикали власти и подавлению критической мысли.
В 2020 году случился известный многим эпизод, который активно освещали в новостях и общественных дискуссиях — в Высшей школе экономики не продлили контракты двадцати преподавателям и исследователям. Увольнения последовали за оппозиционной политической деятельностью преподавателей: участиях в протестах и публичных высказываниях против режима. 2020 год был временем гражданской оппозиционной активности: протесты из-за отравления Алексея Навального; протесты против поправок в Конституцию; протесты против результатов выборов в Московскую гордуму; протесты против отставки Фургала. Силовое подавление протестов и в том числе увольнение оппозиционных преподавателей из университета сигнализировало об укреплении авторитаризма в России.
Но за счет чего это укрепление стало возможным? Конечно, во многом из-за укрепления силовых структур. Но что, например, произошло в университете, когда контракты преподавателям не были продлены? Кроме политической воли администрации вуза и проявления лояльности к власти, что еще позволило исполнить такое решение? Другими словами, какие институциональные механизмы работают на воспроизводство вертикали власти? Разберемся с этим на примере университетов.
Если присмотреться к ситуации с увольнением оппозиционных преподавателей из Вышки, то мы заметим, что по сути они не были уволены: их контракты просто не продлили.
С 2010-х в Вышке — как и в других университетах России — действуют так называемые эффективные контракты для академических работников. Это срочные трудовые договоры между работниками и вузом, которые всегда заключаются на определённый срок и подразумевают оплату труда в зависимости от выполнения определённых показателей.
Эффективный контракт в российском университете — это копирование мировой практики срочных контрактов в академии, неолиберальный механизм для повышения академической продуктивности через экономическую стимуляцию.
Неолиберальная идеология управления учебными заведениями подразумевает их подчинение логике рынка, экономической эффективности и конкурентоспособности. Такой контракт напрямую усиливает контроль за деятельностью преподавателей через понятие эффективности, которая может своевольно трактоваться администрацией, которая принимает решение о продлении и длительности контракта.
Именно это и произошло в Высшей школе экономики. Согласно неолиберальной логике, она, провозгласив себя «корпоративным» университетом, объяснила непродление контрактов «вредом репутации». Университет в этом случае понимается как фирма, которой для привлечения капитала (финансового, репутационного и человеческого) необходимо поддерживать репутацию, что отменяет любое проявление критической мысли и оппозиционного высказывания.
Ситуация в Вышке демонстрирует действие авторитарно-неолиберального контроля в российских университетах и не является исключительной. Елена Минина, исследовательница высшего образования в России, писала, как неолиберальная идеология, сочетаясь с неоконсерватизмом, стала доминирующей. Но помимо этого неолиберальные реформы еще и напрямую поддерживают выстроенную вертикаль власти.
Введение эффективного контракта в российских университетах стало одним из многочисленных неолиберальных механизмов, которые поспособствовали разрушению трудовых прав университетских работников и проникновению авторитарных практик. Уволить теперь можно всегда, потому что фактически это не увольнение, а неподписание нового контракта после окончания старого. Срок эффективного контракта составляет от 6 месяцев до 5 лет. Решение о продлении обычно принимается кадровой комиссией вуза, следить за процессом которого у самих работников часто нет возможности.
Такая непрозрачность и своеволие в принятии решений, а также сам факт сменяемости договоров приводит к самоцензуре и необходимости постоянно угадывать, какие показатели и какое поведение будет поощрено и не приведёт к проблемам.
«Будь молодцом» или «будь хорошей девочкой» — фразы, которые я не раз слышала от академических работников во время интервью, когда они описывали, как ориентируются в этой авторитарно-неолиберальной системе.
Механизм эффективных контрактов также привел к укреплению власти администрации университета, продолжая логику вертикали власти уже на местах: именно администрации теперь выпадает возможность решать, что является эффективным, а что нет.
«Эффективность» при этом складывается из выгод вуза в политическом и экономическом контексте, условия которого почти полностью централизовано спроектированы российским правительством.
Здесь нужно отметить, что почти все неолиберальные реформы в России проводились сверху, часто при прямом влиянии политических решений Путина и поддержке либерального экспертного сообщества. Понимая высшее образование и науку как неолиберальный «рынок международной конкуренции», в котором российское неоимперское и националистическое государство хотело бы преуспеть, правительство активно внедряло механизмы контроля за деятельностью университетов и их работников.
Введение эффективных контрактов и количественных показателей публикационной активности стало одной из программных установок предвыборной кампании и Майских указов Путина 2012 года. Часто эти реформы игнорировали сопротивление академического сообщества, которые высказывались против неолиберального подчинения образования целям экономической эффективности, разрушающей фундаментальность и критичность науки.
Контроль за университетами и подчинение их деятельности интересам государства происходит и за счёт авторитарно насаждённой конкуренции между университетами за ресурсы. Вузы приобрели разные статусы и роли: Проект 5-100 и Приоритет-2030, опорные и федеральные университеты — все они должны бороться за федеральные ресурсы в зависимости от своей продуктивности. Продуктивность же обычно понимается в количестве международных публикаций, которые обеспечивают престижность не только отечественной науки, но и российского государства.
Университеты, оставшиеся на обочине конкуренции (чаще всего это региональные учреждения), подверглись режиму строгой экономии. Общаясь с преподавателями оттуда, я часто слышала, как им приходится работать бесплатно, потому что централизованно спущенные нормативы невыполнимы физически. Дело в том, что каждое новое поколение реформ федеральных государственных образовательных стандартов (ФГОС) было направлено на сокращение аудиторных часов для преподавания, при этом требования к результатам преподавания оставались прежними. Например, научное руководство курсовой работы одного студента сократилось от 16 оплачиваемых часов в год до 1 часа.
В этой авторитарно-неолиберальной системе госэффективности постепенно выхолащивались уникальность, критичность и оппозиционность академической работы.
Но даже в таких условиях пространство для человеческого саботажа репрессивных структур остается.
Помимо напрямую противостоящих властной логике проектов (например, Свободный университет или DOXA), академические работники могут трансформировать смыслы реформ, преображая их на практике в нечто более горизонтальное и коллегиальное.
Например, идея опорных университетов, подталкивающая университеты конкурировать за федеральные ресурсы и производить региональную рабочую силу для развития экономики государства, переосмыслялась местными академическими сообществами как механизм экономической помощи непосредственно своему региону и, как следствие, противодействия москвоцентричности российского имперского государства. Такие подходы позволяют академическим сообществам, несмотря на репрессивные механизмы, по мере возможности сопротивляться, видоизменять и пересобирать инструменты контроля.
